Раньше, когда я возвращался из магазина, она выбегала в коридор — помочь, подхватить пакеты. И сейчас выбегает. И встречает. И спрашивает, как дела. А я делаю вид, что не замечаю. А я всё больше думаю об Ирочке. Но не могу просто так уйти — это будет выглядеть, будто я бросаю жену ради молодой. Поэтому я ничего не сказал Шуре. Но начал замечать, как она "на самом деле" ко мне относится. Знаете, что самое неприятное в жизни? Когда тебя перестают ценить. Сорок один год брака. Сорок один! И вот теперь моя Шура не встречает меня, как раньше...

Сигарета дрожала в пальцах, хотя я давно не нервничал. В кабинет не поступал воздух, за окном было ещё темно, и казалось, что само время застыло. В углу — магнитофон «Юпитер-двадцать четыре», пустая катушка. Я знал, что плёнку увезли. Знал, кто прослушал. И знал, что сказать ничего нельзя. — Владимир Борисович… — хриплый голос с той стороны стола прерывает тишину. — Вы утверждаете, что записи концерта отсутствуют. Как такое возможно? Я не ответил. Просто посмотрел в глаза человеку напротив. У него было лицо канцелярской папки — серое, плоское, без выражения...