4866 читали · 3 дня назад
— Вали свою мамочку грязью поливай, а моей ещё хоть слово скажешь, которое мне не понравится – вылетишь из моей квартиры сразу же! Я не буду
— Игорёк, ты уж извини, пожалуйста, если отвлекаю, — голос Татьяны Евгеньевны был тихим, почти извиняющимся, словно она просила не об услуге, а о каком-то великом, немыслимом одолжении. Она стояла в проёме кухонной двери, сцепив перед собой сухие, покрытые пигментными пятнами руки. — Там дверь в мою комнату… скрипит ужасно. Ночью вставала воды попить, так чуть сама от звука не подпрыгнула. Может, смажешь, когда время будет? Если не трудно, конечно. Игорь даже не оторвался от телефона. Он лежал на...
— Пётр… ты просил освободить тебе место. Я освободила. Для тебя — за дверью.
«Я думала, хуже измены ничего не бывает. Оказалось — бывает». Она произнесла это вслух, будто проверяя на вкус каждое слово. И вкус был горьким, как холодный чай, забытый на подоконнике. Кухня стояла в полутьме: лампа под потолком перегорела ещё неделю назад, но руки не доходили заменить. Вечером, в этом полусумраке, посуда в раковине казалась каким-то безличным рельефом, а паркет под ногами — зыбким. На столе, под бокалом с недопитым вином, лежал лист бумаги. Грубый, с рваными краями, будто его вырвали из чужой жизни и подбросили сюда...