Есть тишина, которая лечит. Тишина леса, тишина спящего города. А есть тишина, которая убивает. Она живёт в стерильных, залитых холодным светом квартирах, где пахнет не домом, а дорогим освежителем воздуха с запахом «горной свежести». В таких квартирах не смеются громко и не плачут навзрыд. В таких квартирах медленно умирает душа. Семья Воронцовых жила именно в такой тишине. Их квартира на Крестовском острове была похожа на страницу из журнала по дизайну интерьеров: белые стены, панорамные окна, строгая мебель, ни одной лишней детали...

Я стояла как вкопанная. Чемодан всё ещё был в руке, пальцы онемели от холода, но я не отпускала его — будто это был мой последний якорь в этом мире. Дверь закрылась прямо перед моим лицом. Щелчок замка прозвучал громче любого крика. «Моя жена не любит, когда за столом чужие» — слова сына будто повисли в морозном воздухе между нами. Чужие. Я — мать, родившая его, выносившая под сердцем девять месяцев, мучившаяся почти двое суток в роддоме. Я — женщина, прожившая для него сорок семь лет своей жизни...