Я не знаю, за что меня можно любить и можно ли любить вообще. Но лишенный сомнений, тревог и обид колокольный звон над Москвой летит, словно камень, раскрученный на праще. И взрезает землю снизу стрела ландыша, который будет цвести, несмотря на нашу суету и дела, и на то, что тень на Москву легла, и я говорю: прости. Извини, что не верила, говорю, а Ты-то меня все равно любил...

Жара стояла нестерпимая. На улице плавился асфальт, а в нашей двушке на седьмом этаже кондиционер не справлялся. Я вытирала пот со лба и смотрела, как мой муж Саша собирает вещи в дорожную сумку. — Мы с Сашей едем к маме на дачу, — объявила свекровь Нина Петровна, стоя в дверях нашей спальни. — А ты, Катя, спокойно можешь остаться дома. Тебе же жарко на солнце, ты быстро обгораешь. Я замерла с полотенцем в руках. Как это — они едут, а я остаюсь? — Но мы же планировали ехать всей семьей, — растерянно сказала я...