Разговор, подслушанный в электричке Ленинград-МГА Я жил-горел, Я матерел, Мужал не по годам, Но рассудила всё судьба иначе: Меня нагрел один пострел, Я сел, а он остался цел, Уйти сумел, как между дел, Как с трёхи сдача. На зоне был, Не фраерил, Там это ни к чему. Я молча пил И лес валил, Летели щепки. «Хозяин» бил, Я не скулил И сил упадок не косил, А срок костил, Я не просил, Я парень крепкий. Пришла весна, За ней война. Кайло сменял на ствол. Пять лет без сна, Огня стена, Штрафная рота. Где чья вина, Где чья жена, Жена теперь нам не нужна, Теперь война у нас жена, (*) Давай, пехота. Я кровью смыл, Я искупил...

Тяжелее всего, знаете ли, смотреть, как человек, проживший жизнь душа в душу с другим, остается один. Словно половину его самого из него вынули, а как с этой пустотой жить – не объяснили. Вот так и случилось с Афанасием Петровичем. Всю жизнь они с Любушкой своей, Любовью Васильевной, как два голубка ворковали. Негромко, без показухи, но так ладно, что вся деревня любовалась. И всегда у них на подоконнике герань цвела пышным цветом, а на крылечке в миске – что-то для кошки Мурки. А потом Любушки не стало...