Я вернулась домой. А там — другая и неверный муж. И ремонт, который мне сразу не понравился. Муж потратил мои деньги на чужие губы и золотые обои. Самолёт застыл на взлётно-посадочной полосе. Салон наполнился шумом — пассажиры с облегчением зааплодировали пилоту. Повсюду зашумели голоса, кто-то радостно засмеялся, дети завизжали — им не терпелось наконец-то побегать. В кресле напротив влюблённые обнимались и целовались так, словно это был их последний шанс. — Похоже, на улице дождь, — вздохнула...

«Когда открыли завещание, я не сразу поняла, что это было — ошибка или удар в спину…» Дом наполнился тишиной сразу после ухода последних поминальных гостей. Как это часто бывает, опустевшие комнаты загудели в голове глухим эхом — не столько от звуков, сколько от внезапной пустоты. Словно кто-то снял старую шаль с плеч, и ей стало зябко — не телу, а душе. Мария Тимофеевна стояла в прихожей, прислонившись к дверному косяку, как к берёзе на родительском кладбище, и смотрела на свои руки. Они пахли укропом и холодцом...