Мне пересказывают «гениальную» идею, и я ловлю себя на том, что улыбаюсь так, как улыбаются люди, когда вежливо слушают человека, уверенного, что открыл вечный двигатель. Улыбка стеклянная, в глазах — ни капли восторга. — Мамина мысль такая, — осторожно произносит Кирилл, глядя не на меня, а в окно, где февраль делает вид, что он март. — Мы продаём твою добрачную квартиру, и… — Стоп, — говорю я, ставлю кружку на стол так, что ложечка звякает, как маленький колокол. — Уже нравится. Продолжай, я готова восхищаться...

Кухня в небольшой, но уютной квартире Анны была залита утренним светом, который, пробиваясь сквозь неплотные шторы, казался усталым и серым. Пахло свежесваренной, чуть подгоревшей кашей и едва уловимо — детским шампунем с ароматом ромашки. Двухлетний Тимофей, щекастый карапуз в комбинезончике с выцветшими динозаврами, сидел в своем высоком стульчике, как король на троне, и с усердием полководца возил ложкой по тарелке. Каша, словно живая, расползалась по столу, по его щекам и подбородку, но в рот попадать категорически отказывалась...