— Это что за шлёпки у нас в прихожей? — Антонина застыла на пороге, не разуваясь, и уставилась на облезлые, синие, как позапрошлогодняя краска на сарае, тапки. Не её. И точно не Серёжины. — Мама заходила, — донёсся из кухни голос мужа. Ровный, как свежевыглаженная простыня. Ни удивления, ни смущения. Всё у него по схеме — по чьей, только, непонятно. Антонина медленно поставила сумку, стянула куртку. Сердце стучало уже не от трёх промокших автобусных остановок и не от духоты маршрутки с хриплым радио, а от чего-то липкого, неприятного...

«Ваша музыка мешает нормальным людям спать!» Звук был таким, будто в тонкую картонную дверь моей квартиры врезались чем-то тяжелым. Я аж подпрыгнула на стуле, пальцы соскочили с клавиш старенького синтезатора, и мелодия, которую я так бережно выстраивала, оборвалась визгливым, диким аккордом. Сердце ухнуло куда-то в живот. Я сидела в больших студийных наушниках, но этот грохот пробил и их, и тонкие стены нашей хрущевки. Снова удар. На этот раз уже не просто удар, а какая-то отчаянная барабанная дробь...