Город принял их радушно. Распахнутые ворота, запах свежего хлеба и булочек, смешанный с тонким запахом мокрого от дождя камня. Одинокий стражник на воротах проводил фургончик тоскливым взглядом. Ему до пересменки стоять ещё несколько часов, под моросящим дождём. А музыканты будут в тепле и сытости, петь да танцевать, а если кто из сослуживцев засмотрится и уйдёт в загул? Орландо сидит на козлах, укрытый плащом с глубоким капюшоном, и направляет коня к постоялому двору в конце улицы. Зрачки подрагивают, рефлекторно улавливая падающие рядом капли...

- Ты серьезно сейчас?! - она спросила тихо, так, как спрашивают о смерти, чтобы не спугнуть ни близкую пустоту, ни ту тонкую нить, на которой еще держатся слова. - Пока я держу его, пока он дышит мне в ладонь... ты сейчас серьезно? Он стоял в дверях кухни, опершись плечом о косяк, чужой и скукоженный, как обмороженное яблоко, и молчал, глядя не на нее и не на ребенка, а куда-то в край столешницы, где крошки от вчерашнего батона и пятно от подсолнечного масла выдавали беспорядок этих дней, как помарки в тетради, которые на перемене вытирают пальцем...