— Джингл белс, джингл белс! — коверкая слова и пританцовывая, Макар осторожно спускался с высокой стремянки. В руках парень держал большую картонную коробку, перетянутую бечевкой. — Ол эвей! Ол эвэээй! — Чего? Не делала я ещё оливье! — раздалось снизу. — Привыкли, окаянные, и оливье им, и рюмашку им, и… — Нина Семеновна, шлепнув тряпку на пол и согнувшись пополам, стала размазывать исходящую запахом хлорки воду по полу. — Макар! Макар, чего ты тут стонешь?! Пошел бы лучше, картохи купил! Картохи...

– Ты чего это? Куда вырядился? – мать с тревогой смотрела на сына, вытирая руки о фартук. Фимка стоял перед матерью в выходной серой кепке, теплом отцовском пиджаке, с котомкой в руках и вещмешком за плечами. – Ну, мам. Поеду я. Говорил же ... – Я те поеду! Поедет он... А ну-ка, шасть раздеваться! Шасть! – она махала на него грязной тряпкой. Фимка не двигался с места, смотрел на мать с жалостью. Знал – тряпкой огреть по хорошему пиджаку не посмеет, да и в глазах ее – сомнение и страх. Понятно – боится за него, но твердости – оставить его дома, уже не осталось...