— Я потом, — говорил он. — После обеда, после отчёта, после отпуска, когда дети вырастут, когда ипотека закончится, когда чуть-чуть полегчает на работе. Потом, когда починят кран на кухне, когда соседи утихнут со своим ремонтом, когда в голове станет чуть тише. Потом, когда будет время. Когда солнце не будет таким ярким, когда тело отдохнёт, когда не будет этих нескончаемых писем и звонков. Он повторял это как заклинание. Будто от того, что произнесёт — станет легче. Сначала говорил жене, стараясь улыбаться, но голос предательски дрожал...

В зале было темно, и я не видела, что случилось. Просто слышала какие-то звуки на галёрке, вскрики, шёпот. А потом они быстро затихли.  И я даже не прерывала концерт в Калуге, потому что видела, как моя Рада, организатор, побежала решать проблему, а это значит, можно продолжать. Люди с первых рядов оглядывались, тревожились, тоже не понимали, что происходит... Зал всегда затемняют, и не только, когда он не полный, как вчера. Но это не для того, чтобы я не расстраивалась (я давно научилась замечать тех, кто пришёл, а не пустые стулья...