За окном было холодное зимнее утро. Где-то там, очень далеко, начинался рассвет. Солнце поднималось медленно, словно не проснулось еще после ночи. Его лучи нехотя пробивались сквозь снежные облака. Лучи были редкими и довольно слабыми. Один из лучей скользнул по окнам больницы. В палате было тихо. Здесь стояло шесть коек. Четыре из них были заняты. В этой палате лежали те, кому уже не суждено выйти из этих стен. Кто-то уже проснулся, а кто-то просто лежал. Наблюдая, как солнечный луч гуляет по их палате...

Миша вошёл в квартиру тихо, на цыпочках — шесть утра, весь в запахе фритюра и масла. Куртка, тяжёлая от сырости, с шорохом упала на вешалку. После ночной смены в забегаловке руки тряслись от усталости, спина ныла, глаза жгло от недосыпа. Он только скинул кроссовки, как из кухни донёсся голос: — Ну и где ты шлялся? — бросила мать, Валентина Николаевна, стоя в дверях и скрестив руки на груди. Голос колкий, как лёд. Она знала, где он работает, но каждый раз начинала с допроса — будто не верила или не хотела верить...