Мраморная кухня пахла тоской, как будто само это холодное, стерильное пространство впитало все несказанные слова, слёзы, выдохи. Свет от встроенных светильников резал глаза, отражаясь в битом стекле — экран телефона раскололся, как скорлупа у яйца. Он лежал возле ножки барного стула, чуть в стороне, как свидетель чего-то интимного и болезненного, что произошло тут всего мгновение назад. Анна не двигалась. Её руки — тонкие, ухоженные, с ногтями телесного цвета — сжимали край кухонной стойки. На ней было вечернее платье: бархат тёмного винного оттенка, чуть спущенное на плечи...

— Видела, что она творит? Шляется где ни попадя, денег тратит чертову тучу, а я, значит, должна сидеть и считать, сколько еще дней осталось до зарплаты… Почему ты вырастила ее такой бездушной черствой эгоисткой, мама? Тамара покачала головой, но младшая дочь уже вышла из комнаты, демонстративно вытирая несуществующие слезы тыльной стороной ладони: — Послал же бог сестричку… *** Юлиана стояла перед дверью квартиры репетитора, с которой договорилась о встрече несколько дней назад. — Раиса Михайловна, — повторила она про себя, чтобы не перепутать имя...