Свекровь, которая два дня назад кричала моему мужу в трубку «Твоя жена — воровка!», теперь стояла передо мной, пряча глаза, и умоляла о прощении. А я смотрела на нее и вспоминала, как мой мир рухнул в один миг. Меня обвинили в краже, самый близкий человек — муж — отвернулся со словами «мама врать не станет». Они думали, что сломали меня. Но они не знали, что я превратила свою боль в холодный расчет и начала собственное расследование, где главной уликой стала всего одна деталь на руке человека с записи видеонаблюдения...

Иван Алексеевич стоял утром на остановке — возвращался из поликлиники. Рядом крутилась какая-то собака. Дворняжка, рыже-белая, лохматая. Худая, но не пугливая — видно, людей не боялась. Подходила то к одному пассажиру, то к другому. Хвостом виляла, глазки умные такие. — Брысь! — отмахнулся дядька в кожанке. — Чего пристала? Женщина с коляской тоже отодвинулась: — Ой, а вдруг кусается. А собака так и крутилась между людей. Иван посмотрел на неё внимательно. Столько в ее глазах было — и тоски, и надежды одновременно...