В ошметках гниющей плоти кишела жизнь. Опарыши дожирали труп. Запах разложения и смерти – его ни с чем не спутать. Авдей отдернул ногу от дохлой кошки, сдерживая рвотные порывы. «Поссал за гаражами, сука», – пронеслись гневные мысли. Впрочем, мертвечина на свалке среди заросшей травы лишь дополняла картину, подчёркивая окружающую безнадёгу. Ржавые гаражи, чуть поодаль местный полуразрушенный ДК, угрюмые пятиэтажки, облезлые качели во дворе… «Это был суицид», – Авдей всё ещё думал о кошке. Убедившись, что на подошве не осталось трупной жижи, он двинулся дальше...

Я не люблю самолёты. Особенно те, что летают на север. Эти рейсы всегда вечно холодные, облезлые, глухие на звук, как гроб, закатанный в белёсую вату облаков. Служебный билет — на Ил с разбитым иллюминатором и металлическим стоном в каждом повороте. В этот раз — в Сыктывкар. Меня вызвали утром. Ни здрасьте, ни кофе — просто папка на столе с пометкой «особое». Полковник Ракитин даже не смотрел на меня — только ткнул пальцем в распечатку. Я молча взял. — Коми. Пять человек. Туристы. Провал памяти. Сорок восемь часов — ни одного воспоминания...