Так пусто в мире без тебя, Так холодно и одиноко, Исчезло солнце, радость дня, И я у чистого порога,   Впрочем, все можно заново начать: Забыть про все, но как иначе, Когда глаза огнем горят, А пламя гаснет, если плачу.   Давно уж снег замёл следы, И ветер стих. Все побелело. И в сердце все окаменело, И взгляд прозрачен, как стекло.   В ухабы время занесло. – Прости, но я прощаюсь смело, Пусть и не очень-то умело… Шлю поцелуй в твое окно...

Серое февральское небо нависало над Заречьем тяжёлым одеялом. Посёлок, когда-то процветавший благодаря леспромхозу, теперь словно впал в спячку. Закрытое предприятие, обветшалые дома, пустые глазницы окон — всё говорило о медленном угасании некогда шумного места. Николай Петрович Соколов, или просто Петрович, как его называли соседи, сидел на скамейке возле своего дома и щурился на блеклое зимнее солнце. В свои шестьдесят два он выглядел крепким, жилистым мужчиной с лицом, избороздённым морщинами, словно дерево годовыми кольцами...