До сих пор, когда память возвращает меня в те четыре долгих, вязких, как болотная трясина, года жизни рядом с матерью моего мужа, в груди будто завязывается тугой, колючий узел. Словно кто-то невидимый хватает за сердце и сдавливает его ледяной ладонью. Говорят, время лечит — но это не про меня. Время лишь научило смотреть на те события без дрожи в теле, без бессонных ночей от злости и обиды, зато с холодной, ядовитой волной презрения, которая расползается внутри при одной только мысли о ней. И...

— Слава, пожалуйста, скажи мне, что это шутка. — Голос Лизы дрожал, превращаясь в едва слышный шёпот. Она стояла посреди своей маленькой, но уютной двухкомнатной квартиры, которая ещё утром была её крепостью, а теперь напоминала вокзал в час пик. — Скажи, что они просто зашли на чай. Вячеслав избегал её взгляда. Он суетливо переставлял с места на место массивный, обшарпанный чемодан, обтянутый дерматином, словно от этого действия зависела судьба мира. Рядом с ним возвышалась гора из узлов, картонных коробок, перевязанных бечёвкой, и сумок в крупную клетку...