В первый раз Анна проснулась глубокой ночью, среди густого, как дёготь, мрака. Зябкий холодок тёк из приоткрытого окна, но и за окном стояла все та же тьма - ни единой звезды, ни проблеска лунного света. Она только приоткрыла незрячие в темноте глаза - и под сердцем скользкой змейкой шевельнулся страх. Показалось, что невидимые стены придвигаются ближе и нависают над постелью, что потолок опускается сверху, словно могильная плита, и выдавливает воздух из груди. Рука сама потянулась к шее, пальцы нащупали тёплый металл цепочки и гладкие холодные фасетки кристалла...

— Мне нужна операция... — мой голос дрожит, как осенний лист на ветру. — Врачи говорят, если не сделаю — ноги могут отказать совсем... Холодный, колючий смех сестры режет слух: — Ты уже почти калека, какая разница? — В её голосе звенит злорадство. — Лучше бы отдала дачу, а не держалась за неё мёртвой хваткой. Я прижимаю трубку к уху сильнее, до боли, будто пытаюсь спрятаться в этой боли от реальности. Внутри всё сжимается в маленький, ледяной комок. Они ждут — вся родня, все «близкие». Ждут, когда меня не станет, чтобы растащить по кускам последнее, что у меня осталось...