Когда нам стучат в дверь, мы вздрагиваем всякий раз по-разному. Иногда — из тревоги или раздражения. Иногда — с легкой радостью (“А вдруг это кто-то свой!”). А иногда просто стучит прошлое. Бабье лето, солнце выцветает за окном, и листья кленовые хрустят под ногами у редко проходящих прохожих. Анна вязала шарф для дочки, когда вдруг раздался звонок. Да такой, резкий, дрожащий. Открыла — и увидела её. МАМА. Тридцать лет безмолвия. Без писем, без звонков. А у дочери внутри — как будто кто-то льдом провёл...

Никита торопливо застёгивал куртку, одновременно пытаясь просмотреть сообщения в телефоне. Марина опять писала о романтическом ужине, но он даже не стал дочитывать — времени не было. — Опять к ней бежишь? — голос Марины застал его врасплох. Она стояла в дверях спальни, скрестив руки на груди. — Мар, ну мы же это обсуждали, — Никита старался говорить спокойно. — У мамы приступ был вчера вечером. Ирина Борисовна говорит, плохо ей совсем. — Ирина Борисовна говорит! — передразнила Марина. — А может, твоя мамочка просто внимания хочет? Знает же, что у тебя личная жизнь есть! Никита глубоко вздохнул...