Когда я вернулась с похорон мамы, то увидела в своем доме вечеринку, которую закатили свекровь с мужем. «Че грустишь? Тебе от твоей старухи пять миллионов досталось, и квартира мы теперь заживем. Радоваться надо». Улыбаясь, сказала свекровь. Муж только кивал. Но их веселье длилось недолго, ведь терпеть такое я не стала. Машина скорой помощи исчезла за поворотом, а я все стояла у подъезда и не могла поверить, что все закончилось. Мама умерла час назад, но мне казалось, что время остановилось. Сентябрьский...

— Явилась. Голос Максима, глухой и тяжёлый, ударил её в спину, едва она закрыла за собой входную дверь. Катя вздрогнула, не столько от неожиданности, сколько от плотного, концентрированного раздражения, которым было пропитано это одно-единственное слово. Она ещё жила отголосками весёлого смеха и запахом кофейни, её щеки горели от морозного воздуха и тёплых воспоминаний о разговоре с девочками, и этот ледяной ушат враждебности был особенно диким и неуместным. Она медленно стянула с ног сапоги, чувствуя, как его взгляд из кухонного проёма сверлит ей затылок...