Сигарета дрожала в пальцах, хотя я давно не нервничал. В кабинет не поступал воздух, за окном было ещё темно, и казалось, что само время застыло. В углу — магнитофон «Юпитер-двадцать четыре», пустая катушка. Я знал, что плёнку увезли. Знал, кто прослушал. И знал, что сказать ничего нельзя. — Владимир Борисович… — хриплый голос с той стороны стола прерывает тишину. — Вы утверждаете, что записи концерта отсутствуют. Как такое возможно? Я не ответил. Просто посмотрел в глаза человеку напротив. У него было лицо канцелярской папки — серое, плоское, без выражения...

На душе скребли кошки, да так сильно, словно пытались вырваться наружу, разорвать изнутри всю грудь. Ситуация была хуже некуда. Отец и брат… Они просто спивались. По-черному. Отцу – пятьдесят шесть, брату – тридцать пять. И как их вразумить, она не знала. Слова словно застревали в горле, а доводы разбивались о пьяную стену непонимания. Оба не работали уже лет десять, если не больше. Жили на пенсию бабушки, мамы отца. Бабушке – восемьдесят восемь, у нее деменция, она плохо ходила и почти ничего не видела...

Лето на дворе и тебя ждут 5000 халявных И ГЛАВНОЕ ПРАВИЛЬНЫХ песен с аккордами и табами. Дом сгниёт и рухнет, машина покроется коррозией и уедет на свалку, а этот архив останется с тобой до конца твоих дней...