Документы лежали на кухонном столе рядом с остывшим ужином, который я снова пропустил. "Исковое заявление о расторжении брака" — эти казённые слова резали глаза острее, чем любые ругательства. Лена стояла у окна спиной ко мне, плечи напряжены как струна. — Серёжа, я устала быть вдовой при живом муже, — сказала она, не оборачиваясь. И я понял: она не злится. Она просто больше не чувствует. А это страшнее любого крика. Пятилетняя Соня спросила вчера: "Мама, а наш папа когда-нибудь ужинает дома?" Лена рассказала мне об этом через СМС — даже для таких разговоров у нас не находится времени...

— Олег, завтра надо оплатить, — голос Веры был ровным, лишённым всякой эмоции, просто констатация факта, как напоминание о том, что утром пойдёт дождь. Она положила на кухонный стол аккуратную стопку квитанций. Они легли рядом с его локтем, немым укором его полному бездействию. Он сидел, ссутулившись над своим телефоном, и яркий свет экрана отбрасывал на его лицо холодные, мертвенные блики. Его большой палец лениво и методично скроллил бесконечную ленту коротких, бессмысленных видео. Звук из динамика...