А-а-а-а-а-а-а-а А-а-а-а-а А-а-а-а-а-а-а-а А-а-а-а-а-а-а-а-а Ей не нужен марафет, она носит арбалет Это стрелы Купидона, надевай бронежилет И найдут весной подснежник самый белый, самый нежный Там четыре дырки в сердце, ну и кто из нас не грешен? Мои руки в ярко-красной, не волнуйся, это краска У меня в подвале пусто, не ведись на чьи-то сказки Я нормальна, ты такой же, слава богу, мы похожи Это от любви мурашки у тебя идут по коже? Знаешь, эта детка — киллер Убегай, не стой Если с нею фильм, то...

— Любашка, вставай! Жизнь проспишь! — стучала мне в дверь своим крепким, как кувалда, кулаком, тетя Нина, не молодая, но и не старая женщина, из тех, что коня на скаку остановят, с полным бюстом, широкой костью, крупными чертами лица и желтоватыми от папирос зубами. Она вставала раньше всех, гремела в ванной тазами, как будто живет не одна, а с по меньшей мере семью младенцами, поминутно пачкающими пеленки. Но тетя Нина была совершенно бездетной, у нее даже кошка не жила. А стрика — это ее подработка, она обстирывала семью из третьей комнаты...