Вот и выпал настоящий зимний снег... Опять. Хотя тот, прошлонеделешный, был не зимний, а осенний, ноябрьский, но навалило его от души и с гаком. Небо такое хмурое, серое, ватное. Снежинки мелкие, быстрые, колкие. Дети в отделении сонные да истерящие. Зашли в кабинет. Выстроились у окна. Заворожённо смотрят на снег, восхищаются: - Ооо... Там всё завалило-о! - Я те дам, Мирон, "всё завалило"! Пойдёшь вместо меня двор убирать сейчас. Это детЯм радость. А у меня только-только поясница с шеей перестали ныть, да руки успокоились...

«Я думала, хуже измены ничего не бывает. Оказалось — бывает». Она произнесла это вслух, будто проверяя на вкус каждое слово. И вкус был горьким, как холодный чай, забытый на подоконнике. Кухня стояла в полутьме: лампа под потолком перегорела ещё неделю назад, но руки не доходили заменить. Вечером, в этом полусумраке, посуда в раковине казалась каким-то безличным рельефом, а паркет под ногами — зыбким. На столе, под бокалом с недопитым вином, лежал лист бумаги. Грубый, с рваными краями, будто его вырвали из чужой жизни и подбросили сюда...