Тишина после бури – самая обманчивая. Анна знала это. Она стояла у окна, сжимая кулаки, и слушала, как завывает ветер за тонкими стенами барака. Там, во тьме, он был. Она чувствовала это кожей. Андрей не сдастся. Не после того, как она выгнала его. Не после того, как посмела отказать. Особенно – не после того, как узнала правду. За спиной тихо заворочалась Оля. Анна обернулась – и в тот же миг услышала скрежет у оконной рамы. Металл о дерево. Осторожно. Настойчиво. Как тогда, под Витебском, когда он поджёг тот вагон и обрёк своих же на смерть...

Квартира стояла в тишине, будто забытая вещь на чердаке. Только капал кран в ванной — медленно, лениво, как будто сам себе не верил. За окном сыпался мокрый снег, противный, как тёплая овсянка на холодной тарелке. Людмила сидела у окна с чашкой чая, давно остывшего. Чай — ритуал, не напиток. Так мать говорила. Мать лежала в соседней комнате, дышала с присвистом, как ржавая печка. Лежала почти всё время. Болела позвоночником и памятью: спина больше не держала тело, голова — мысли. С экрана телефона светилась иконка входящего...