— Куда тебе, сестрица? — На фронт, — ответила она, не оборачиваясь. — Чтобы убивать." Вера шла по снегу, как по пеплу — осторожно, будто боялась провалиться в воспоминания, с каждым шагом её сапоги цеплялись за корни прошлого, занесённые позёмкой, и в этом молчании было всё: смерть, пустота, и одиночество, которое сдавливало грудь сильнее любого шинельного ремня; дорога, что вела к Озёрному, была узкой, как тропинка в аду, и каждый сугроб вдоль неё напоминал надгробие — белое, безымянное, но живое...

Мою жену звали Лена. Она была историком-искусствоведом, и всю свою жизнь она гонялась за призраками. Не за теми, что гремят цепями, а за теми, что оставляют свой след в камне, дереве и пигменте. Ее последней, всепоглощающей страстью был скит Серафима Пепельного — затерянный в лесах монастырь, о котором почти не осталось упоминаний в официальных хрониках. Лена собирала о нем легенды, искала обрывки информации в старых церковных книгах. Она была уверена, что там, в единственной уцелевшей после Великого Пожара часовне, скрыто нечто невероятное...