Подлокотник на газель
— Ой, как хорошо, что тебе на работе путёвку подарили, теперь сестру сможем в Сочи отправить! – обрадовался муж, потирая руки
Анна влетела в квартиру, словно вихрь. Ключи брякнули о тумбочку, каблуки застучали по паркету. В прихожей еще стояли две пары чужой обуви – детские кроссовки и женские туфли на низком ходу. Знакомая картина. — Сергей! – позвала она, развязывая шарф. – Ты дома? — На кухне! – отозвался муж. Анна прошла к кухне, где за столом сидел Сергей с ноутбуком, а у плиты хлопотала его сестра Ольга. Двенадцатилетняя Настя делала уроки, разложившись прямо на их обеденном столе. — Привет, Аннушка, – не поворачиваясь, поздоровалась Ольга...
Я оператор крематория. Мы не смогли сжечь тело бездомного. Теперь я храню то, что от него осталось, и оно стучит изнутри.
Есть в нашей работе своя, особая тишина. Это не тишина библиотеки и не затишье больничного коридора. Это тишина окончательная. Абсолютная. Она наступает после того, как отгудит пламя и остынет металл. Это тишина завершённости, точка в конце длинного, запутанного предложения, которым была чья-то жизнь. Меня зовут Семён. Мне сорок восемь, и последние пятнадцать лет я работаю оператором в городском крематории. Многие думают, что это жуткая работа. Что мы — угрюмые, пьющие циники, давно потерявшие человеческий облик...