— Марин, соли передай, а то я опять недосолила, — шуршит мама, присаживаясь к ужину. — Не соли, а целый мешок вывали, — ворчит отец. — У тебя всё пресное, как больничный бульон. — Вот ещё, — фыркает она. — Сам бы сел да приготовил. — Да бросьте, — вмешиваюсь я, наливая себе чай. — Глаз — алмаз, всё вкусно. — Слышишь? Дочка хвалит, — мама хитро щурится. — Она всегда тебя хвалит, — бурчит отец. — Кровь — не водица. Домашний шум, запах жареной картошки, гудение чайника — всё как обычно. Я улыбаюсь: такие вечера кажутся несдвигаемыми, словно старый комод в коридоре...

- Значит, ты просто забыла сказать, что продала мою долю в квартире? - Марина стояла посреди гостиной, сжимая в руках пожелтевшие документы. - Забыла упомянуть, что десять лет назад провернула эту сделку за моей спиной? Валентина Сергеевна поправила очки и отвела взгляд от разгневанного лица дочери. Квартира, в которой они находились, была той самой, о которой шёл разговор - просторная трёшка в центре города, купленная ещё в советские времена. - Мариночка, ты же была тогда в Канаде, я не хотела тебя беспокоить своими проблемами...