…Дня три по Хасюринской возбужденно шныряли «браты», что-то добывали, таскали, ругались матерно, за головы хватались, собирали с «боеспособных» ранбольных по червонцу. Нам передалось возбуждение, непонимание и страх перед надвигающимся событием – скоро мы пойдем в гости и там «будэ усё»… …На крыльце и на открытой верандочке, вдоль которой в ящиках росла и тоже домучивала последний цвет усталая от лета и обилия стручков фасоль, толпились женщины, все в ярком, все красивые, приветливо-улыбчивые, кокетливые...

Всего тяжелее, иногда даже безотраднее, вспоминаю о Викторе Астафьеве. Нет, не от того, что он мне не нравится, нет. Я его и любил и люблю. И робел перед ним, и дружбу водил. И бывал к него и в доме в Вологде и в вологодской деревне, и в красноярской квартире, и в его Овсянке, и на отпевании был и на похоронах, а вот печаль: ведь разошлись наши пути с ним в его последние годы. Думаю, тут взаимно: он перестал во мне нуждаться, да он и от многих от нас отошёл. С Беловым у них и раньше не заладилось...