— Ну что, твои там решили, когда переезжают? Насчёт квартиры что-нибудь говорили? Голос Глеба донёсся с дивана, ленивый и в то же время полный плохо скрытого, зудящего нетерпения. Он не оторвал взгляда от телефона, синеватый свет которого отбрасывал хищные блики на его лицо. Яна молча закрыла входную дверь, и звук щёлкнувшего замка показался в этой вязкой вечерней тишине оглушительным. Она стянула с плеча сумку, которая сегодня ощущалась неподъёмной, и поставила её на пол. Весь день она мечтала только...

Последний рывок — и старенький рейсовый автобус, чихнув сизым дымом, выплюнул Зарину на пыльную обочину вместе с её необъятным багажом. Дверь с шипением закрылась, и он, дребезжа всеми своими железными костями, покатил дальше, оставляя её одну посреди оглушительной деревенской тишины. Солнце пекло нещадно. Два огромных чемодана на колёсиках, тяжёлая сумка через плечо и рюкзак, набитый книгами, казались неподъёмным грузом. Усталость после долгой дороги смешивалась с упрямой решимостью, которая и привела её в эту глушь...