Алтай
— Подпиши дарственную! — требовала свекровь. — Или ты думала, мы тебя ЛЮБИМ?
Анна не любила дождь. Особенно тот мелкий, занудный, липкий, что вползал в душу, как незваная тёща на семейный ужин. А дождь лил с самого утра. Он хлестал по стеклу, будто напоминая: взрослая жизнь — это тебе не прогулка под зонтом с кружкой латте. Анна сидела за письменным столом, перебирала пальцами красную ленточку. Когда-то ею была перевязана папка с дипломом — гордость родителей, их венец педагогических и материальных усилий. А ещё — символ свободы. Или так казалось. Отец тогда торжественно вручал связку ключей...
Ты не предал меня — ты продал меня. Молча.
Кухонный свет был тусклый, будто старел вместе с домом. Жёлтый, дрожащий, он не освещал — он только обозначал: здесь ещё живут.
На столе стояли две чашки — одна с засохшими следами чая, другая — пустая, но с вмятиной на боку, как шрам на чужом лице. Холодный хлеб в пакете, рассыпанная соль. И полное молчание, прерываемое лишь тихим поскрипыванием табурета, на котором он сидел. — Ты опять выпил? — спросила она не резко, но как-то устало, будто это был не вопрос, а диагноз, поставленный уже в десятый раз подряд...