Проходили дни, недели в томительной неизвестности. Наконец здоровый организм ребенка взял верх. Когда в первый раз Тёма показался на террасе, похудевший, выросший, с коротко остриженными волосами, – на дворе уже стояла теплая осень. Щурясь от яркого солнца, он весь отдался веселым, радостным ощущениям выздоравливающего. Все ласкало, все веселило, все тянуло к себе: и солнце, и небо, и видневшийся сквозь решетчатую ограду сад. Ничего не переменилось со времени его болезни! Точно он только часа на два уезжал куда-нибудь в город...

Сильный организм Николая Семеновича Карташева начал изменять ему. Ничего как будто не переменилось: та же прямая фигура, то же николаевское лицо с усами и маленькими, узенькими бакенбардами, тот же пробор сбоку, с прической волос к вискам, – но под этой сохранившейся оболочкой чувствовалось, что это как-то уже не тот человек. Он стал мягче, ласковее и чаще искал общества своей семьи. Тёму особенно трогала перемена в отце, потому что с ним отец был всегда строже и суровее, чем с другими. Но при всем добром желании с обеих сторон сближение отца с сыном очень туго подвигалось вперед...