6 июля (1897) - день рождения Анатолия Борисовича Мариенгофа, автора неровного, но в лучших своих вещах (роман «Циники», пьеса «Шут Балакирев», вторая часть его мемуарной трилогии «Мой век, моя молодость, мои друзья и подруги») - взявшего абсолютную планку, позволяющую его ставить в первую лигу той эпохи. Мой товарищ Алексей Колобродов сегодня написал хороший и умный текст о нем: «Об Анатолии Мариенгофе - интересующем меня русском авторе, я высказывался немало и, пардон, остро - послесловием к собранному Захаром Прилепиным и Олегом Демидовым трехтомнику в четырех книгах (М.; «Книжный клуб Книговек», 2013 г., сейчас уже, кажется, большой раритет). Вот еще мысли, в контексте русской революции: Советский Мариенгоф Мариенгоф — сам революция, фигура соприродная даже Троцкому (при всей разнице масштабов) — демон, демиург, художник и архитектор катаклизма… (Не случайно, именно в тот, имажинистский период, силовые линии Есенина протянулись через Мариенгофа к Троцкому). С его поэтической юностью, молниеносно перешедшей в зрелость в одном-единственном 1919 году, с перехваченным у футуристов треугольным флагом русского авангарда, новаторством формы. У него учились пролетарские поэты, не на шутку сбитые с панталыку имажинизмом — об этом Захар Прилепин сказал первым и вполне аргументированно. Как только революционный воздух в атмосфере страны становится разреженным — Мариенгоф перестает быть поэтом. Да, собственно, и весь его очень творческий путь, казалось бы, совершенно индивидуальный, парадоксально повторяет кривую революционного творчества государства. Перечисляя ипостаси Анатолия Борисовича — певец красного террора и немногим позже — прямая контра; империалист и государственник, но вдруг — тут же ненавистник этой тысячелетней махины, антисталинст, предвестник «оттепели» и, пожалуй, русофоб, но ведь тут же — русофил, ксенофоб, да и — ужас-ужас! — антисемит отчасти (но тут, мы знаем, частичная беременность невозможна); богохульник и антиклерикал, называвший себя, в пожилом уже возрасте, «истинным христианином»… Острая, дизайнерская индивидуальность, но ведь в перечисленных парадоксах не столь уж затруднительно разглядеть контрапункты духовного пути России в XX веке — веке Революции. В этом смысле интересно внезапное «осовечивание» послевоенного Мариенгофа, пьесы в духе «борьбы с космополитами» и пр., властью демонстративно отвергнутые: вполне востребованный в военные годы как литератор, Анатолий Борисович полагал, что пошел фарт и взяли, наконец, за своего. А на самом деле власть, на время великой войны упростившая палитру, вернулась к привычной политике тонких нюансов и штучных подходов, из которых Советская власть во многом и состояла». Моя документальная повесть о Мариенгофе здесь: https://www.ozon.ru/product/nepohozhie-poety-prilepin-zahar-921876505/