— А я говорю, лопух ты, Павел Николаевич, и уши холодные! — прогремел на всю улицу бас деда Михаила. — Тебе эта городская фифа мозги запудрила, а ты и растаял, как масло на солнцепёке! Дед для пущей убедительности стукнул по забору своей неизменной тростью с набалдашником в виде утиной головы. Трость эту он выстругал сам лет десять назад и хвастался, что с ней «хоть на медведя можно идти». — Да тише ты, окаянный! — Павел воровато оглянулся на окна собственного дома. — Чего орёшь на всю деревню? Вот Алёнка услышит...

Они ехали в поезде на юг. Еще не закончилась война, а рельсы направляли дымящий паровоз и вагоны в Крым. В теплушках, обустроенных сурово, по-военному, на твердых полках тряслись те, кто потом станет костяком Тавро-Cкифской экспедиции. Бывшие военные - будущие археологи, в сапогах и военных гимнастерках. И во главе их - веснушчатый человек с рыжей бородой и пронзительным взглядом. Это, как про него написали в одной из газет, - "партизан Шульц" из Ленинграда. Павел Шульц на тот момент был не только партизаном, но и уже достаточно известным искусствоведом и историком...