Марина сидела на краю кровати в маленькой однокомнатной квартире, где все словно застыло в нерешительности: старый торшер не включался с первого раза, чайник перегревался, обои местами отклеились от стены. Комната, в которой она жила последние двадцать лет с мужем и дочерью, теперь казалась чужой. Безжизненной. Как будто вместе с разводом из нее ушел последний теплый свет. Муж ушел полгода назад. Молчаливый, сжатый, будто заранее чувствовал вину. Сказал: «Я полюбил другую. Прости». Потом уехал к женщине на десять лет моложе, с машиной, загаром, глянцевой улыбкой и желанием «начать все заново»...

— Ты опять будешь дуться, Рита? — голос Кости, чуть охрипший от смеха и вина, прозвучал как хруст сухой ветки под сапогом. — Нет, — ответила она тихо. — Я просто слушаю. Он не уловил сарказма, потому что, во-первых, был пьян, а во-вторых, считал, что сарказм — это когда кто-то умный говорит обидно. А она, по его убеждению, умной не была. Гостиная плыла в мягком свете лампы. Воздух был густ от запаха теста и расплавленного сыра. Смех, голоса, короткие выкрики — всё сплеталось в вязкую, липкую субботнюю атмосферу...