Всего тяжелее, иногда даже безотраднее, вспоминаю о Викторе Астафьеве. Нет, не от того, что он мне не нравится, нет. Я его и любил и люблю. И робел перед ним, и дружбу водил. И бывал к него и в доме в Вологде и в вологодской деревне, и в красноярской квартире, и в его Овсянке, и на отпевании был и на похоронах, а вот печаль: ведь разошлись наши пути с ним в его последние годы. Думаю, тут взаимно: он перестал во мне нуждаться, да он и от многих от нас отошёл. С Беловым у них и раньше не заладилось...

— А вот здесь у нас Гоша. Старожил местный… Егоровна остановилась. На нее смотрел пес. Маленький, черный, нос тронут сединой, а в глазах такая печаль и смирение… С Егоровной сегодня было что-то не то... Сидела она, задумчивая и тихая, позвякивала чайной ложечкой в чашке, не ругала соседей, не жаловалась на сына Мишку. Короче, вела себя совершенно неестественно. Баба Маша терпела-терпела и, наконец, не выдержала: — Чего запечалилась, Галина Егоровна? Беда какая случилась? Егоровна вздохнула, оставила...