— Мы тут посовещались и всё решили, — голос матери, Алевтины Игоревны, резал воздух на кухне без ножа. Она аккуратно расставляла на столе вазочки с вареньем, будто речь шла о воскресном чаепитии, а не о моей жизни. — Раз уж ты работу потеряла и сидишь на мели, то какой смысл тебе в городе одной куковать? Мой брат Родион, сидевший напротив, старательно изучал узор на скатерти. Он всегда так делал, когда мать озвучивала их общие планы, становясь невидимым. — Поедешь в деревню к деду. Ему как раз присмотр нужен, — продолжила Алевтина Игоревна, ставя на стол последнюю вазочку...

Ручка дрожала, но Владимир уже принял решение. Подписал. Размашисто, твердо. Владимир Петрович Семенов. Дата. Готово. Елена стояла у плиты, помешивала суп. Не видела, как он подписывает. Не давила, не торопила. — Готово, — сказал он. Она обернулась, посмотрела на него. В глазах — не радость, а грусть. — Володь, ты уверен? Это же твои дети. — Уверен. Сложил документ в конверт, убрал в сейф. Ключ всегда при себе носил. Ночью не спал. Вспоминал. Катюша маленькая, лет пять. Бежит к нему с садика: "Папочка! Смотри, какую картинку нарисовала!" Домик, солнышко, папа с мамой держатся за руки...