Иногда человек выходит на сцену — и воздух вокруг меняется. Не свет, не музыка, а что-то невидимое, плотное, будто воздух стал тяжелее. Так появлялся Эдуард Марцевич. Не герой, не гений, не идол — просто мужчина, у которого хватало достоинства не объяснять своё величие словами. Он жил без громких лозунгов, но каждое его движение было выверено, каждое молчание — выразительнее монолога. В театральных кулуарах его называли «артистом старой школы», но это звучало не как формальность, а как диагноз благородства...

176 Начало Павлуша был обворожителен — улыбчивый, доверчивый, с той непосредственной мягкостью, что покоряет с первого взгляда. Даже Анна Николаевна, при всей своей строгости, не смогла остаться равнодушной. Но чем дольше она смотрела на мальчика, тем тяжелее становилось на душе. В нем она видела то, чего сама была лишена. Мысль о том, что и у неё мог быть такой внук, жгла изнутри. Она старалась держаться спокойно. Улыбалась, разговаривала с Дарьей, иногда склонялась к Павлуше. Иногда в голосе проскальзывала лёгкая натянутость...