Дверь она не открыла, а скорее ввалилась, принеся с собой резкий больничный запах антисептиков, который отчаянно пытался перебить дорогой, но уже выдохшийся парфюм. Моя дочь, Вероника. Вернее то, что от нее осталось. Опухшее, в синяках и пластырях лицо. Одна сторона была почти невредима, сохраняя следы былой, почти нечеловеческой красоты. Другая — месиво. Она скинула на пол сумку из крокодиловой кожи, которая стоила как три моих пенсии, и прошла на кухню, не разуваясь. Села на табурет, который жалобно скрипнул под ней...

Солнечный заливной свет наполнял гостиную, играя бликами на полированной поверхности старого комода. Этот комод, как и вся двухкомнатная квартира, достался Маше от бабушки Галины. Не в наследство, а именно в подарок — бабушка, чувствуя, что становится слабее, оформила дарственную, чтобы у любимой внучки был свой угол, свой неприкосновенный запас. «Твоя крепость», — говорила она, вручая Маше заветную папку с документами. Маша сидела на кухне, допивая утренний кофе и с удовольствием глядя на свой маленький мир...