Иногда молчание громче любых пресс-релизов. Когда я узнал, что Геннадий Хазанов продал свои московские квартиры на 706 миллионов рублей, внутри щёлкнуло что-то странное. Не от удивления — от ощущения финала. Как будто артист, с которого началась целая культура советской иронии, наконец поставил последнюю точку — не на сцене, а в жизни. Москва, в которой он десятилетиями жил, больше не его. Тот самый Серебрянический переулок, где стены помнили запах табака и репетиций, теперь принадлежит другим. И...

Честно, я не ожидал. Включил телевизор фоном, просто чтобы не было тишины, — и завис. На экране Борис Корчевников ел омлет с луком, а рядом с ним сидела Маша Распутина. Та самая. С причёской, с огненным голосом, с прошлым, где сцена пахла потом и гримом, а не фильтрами и хайпом. И вдруг — она плачет. Не аккуратно, не “по-эфирному”. Слёзы, пауза, дрожащие губы. И фраза, которая бьёт, как током: “Маруся, тебя будут уничтожать за то, что ты русская. В тебе — русский дух.” Я будто услышал не интервью, а чью-то исповедь, случайно попавшую в эфир...