Елизавета Аркадьевна продолжала. - Ольга оказалась на грани. Еще один шаг, и она бы закончила как мой сын. Две правды, две женщины сталкивались между собой, и каждая считала себя правой. - Может, вы довели ее до этого? – не стеснялась Лариса. – Своими тайнами, молчанием, домом-ловушкой. Вы специально подселяете сюда молодых, впечатлительных девушек одну за другой? Зачем? Чтобы они питали вас энергией? Елизавета Аркадьевна поднялась, и ее тень казалась огромной в лунном свете. - Не смей! Ты думаешь...

— Аня? Что ты делаешь? Голос Егора прозвучал в идеальной чистоте прихожей глухо и неуместно, как звук упавшего на кафель камня. Она не обернулась. Её спина была неестественно прямой, плечи — напряжённым изломом под тонкой тканью домашнего платья. Она стояла посреди комнаты, рядом с раскрытым чемоданом, и её фигура казалась чужеродной в этом выверенном до миллиметра пространстве. Здесь, где каждый предмет знал своё место, где пол, натёртый до зеркального блеска, отражал холодный свет лампы, а воздух пах не домом, а средством для дезинфекции, её полусобранный чемодан выглядел как акт диверсии...