Когда в дверь постучали в третий раз, Анастасия поняла: это конец. Не просьба, не случайность — судьба. Та, что приходит без спроса, как фашисты в родную станицу. Рука сама потянулась к топору за печью. "Если не она — то я", — мелькнуло в голове. Но за дверью раздался не грубый окрик, а сдавленный стон. И тогда она узнала этот голос. Тот, что когда-то шептал ей о любви под кубанскими звездами. Теперь в нем была только смерть. Кубань, лето 1942 года. Солнце, щедрое и неумолимое, заливало светом станицу...

— Гриша, ты опять поздно, — голос Антонины прозвучал ровно, без упрёка, но от этой монотонности по спине Григория пробежал неприятный холодок. — Ужин давно остыл. Он шумно выдохнул, стягивая с ног тяжёлые рабочие ботинки. Пыль со стройки, казалось, въелась в саму кожу. — Тоня, ну не начинай, а? Завал на объекте, конец квартала. Сказал же, не ждите. — Мы и не ждали, — она вышла в прихожую, вытирая руки о передник. Стройная, подтянутая для своих тридцати девяти, с гладко зачёсанными в пучок тёмными волосами и усталыми, но внимательными глазами...