Я стояла перед дверью собственного дома с ключом в руке — и он не подходил. Просто не поворачивался. Сначала я подумала, что замерзла, что пальцы онемели от ноябрьского ветра, и попробовала еще раз. Потом еще. А потом услышала его голос с той стороны двери — спокойный, почти равнодушный: «Марина, не надо сцен. Все кончено. Собери вещи как-нибудь потом, через адвоката». Мне пятьдесят восемь. Тридцать четыре года я прожила с этим человеком. Я помню, как мы копили на первую однушку, как он приходил домой в промасленной спецовке, как я стирала ее руками, потому что машинки не было...

Он подарил мне кольцо с бриллиантом, холодным и идеально ограненным, как его улыбка в тот вечер. А через неделю я нашла в его пальто чужой парфюм — дерзкий, терпкий, пахнущий не любовью, а сделкой. Этот запах врезался в ноздри, как удар хлыста. Я замерла посреди нашей гостиной, в этой огромной, стильной коробке с панорамными окнами, за которыми плыл вечерний город, усыпанный миллионами чужих огней. Мои пальцы, только что сжимавшие подкладку его дорогого кашемирового пальто, онемели. В ушах зазвенела тишина, та особая, густая тишина, что наступает перед обвалом...