— Отдайте ключи от сейфа, там мои документы! — голос Марины дрожал от едва сдерживаемого гнева, когда она стояла в прихожей квартиры свекрови. Галина Петровна сидела в кресле с таким видом, будто происходящее её совершенно не касалось. На её губах играла та самая снисходительная улыбка, которую Марина ненавидела всеми фибрами души. Это была улыбка человека, уверенного в своей абсолютной власти. — Какие документы, детка? — свекровь наклонила голову набок, изображая непонимание. — У меня нет твоих документов...

Я стояла перед дверью собственного дома с ключом в руке — и он не подходил. Просто не поворачивался. Сначала я подумала, что замерзла, что пальцы онемели от ноябрьского ветра, и попробовала еще раз. Потом еще. А потом услышала его голос с той стороны двери — спокойный, почти равнодушный: «Марина, не надо сцен. Все кончено. Собери вещи как-нибудь потом, через адвоката». Мне пятьдесят восемь. Тридцать четыре года я прожила с этим человеком. Я помню, как мы копили на первую однушку, как он приходил домой в промасленной спецовке, как я стирала ее руками, потому что машинки не было...