Сеня рядом и Белла пришел. Былое
— Васька, держись, нас снова снимают! — кот не подписывался на славу, но теперь он в ушанке — символ эпохи…
Варвара Ивановна стояла на пороге квартиры, как фельдмаршал перед занятием вражеской территории. На ней был клетчатый платок, надвинутый чуть ли не на брови, пуховик, явно переживший несколько суровых зим, и хозяйственная сумка из старой сетки, в которой подрагивали свежие яйца. За спиной маячили два веника — березовый и крапивный, как оружие массового устрашения. Она сбросила валенки, натянула свои коричневые вязаные тапки с резиновой подошвой и медленно оглядела прихожую. — Так, — протянула она, с сомнением в голосе, — это, значит, вы тут живете?...
Комната с видом на надежду
Антонина Павловна, семидесятилетняя вдова с железной хваткой и копной седых волос, осиротела год назад. Ее верный Иван, с которым они прожили душа в душу полвека, тихо угас от болячек, оставив её одну в их просторной, но теперь пустой, двухкомнатной квартире в старом доме. Пенсии едва хватало на коммуналку и скромную еду, и Антонина Павловна, вздохнув, решилась на отчаянный шаг – сдать комнату. Соседки, узнав о намерениях, заголосили хором: – Что ты, Тоня, удумала?! Пускать кого попало в дом – себе...