К итогам COP-27: мировой кризис подводит черту под «зелёной» экономикой Владимир Павленко Климат. Иван Шилов © ИА REGNUM Серию крупных международных форумов, в которую были вплетены G20 на Бали и АТЭС в Бангкоке, открыл менее всего обсуждаемый саммит COP-27 в египетском Шарм-эль-Шейхе. «COP» — латинская аббревиатура конференций сторон Рамочной конвенции ООН об изменении климата (КС РКИК). Конференции проводятся ежегодно, в ноябре–декабре, начиная с берлинской 1-й КС 1995 года; 3-я такая КС в Японии (1997 г.) приняла Киотский протокол, 21-я в 2015 году — следующее за ним Парижское соглашение. Пару слов для освежения темы, отодвинутой на второй план последними событиями. В 1992 году, сразу после распада СССР, глобалисты приступили к реализации программы, изложенной в 1972–1990 годах в серии докладов Римскому клубу — от «Пределов роста» (Д. Медоуз) до «Первой глобальной революции» (А. Кинг — Б. Шнайдер). Ключевое звено римских идей — подмена национальной безопасности экологической безопасностью, которая является одной из ее составляющих, но в данном случае была выведена из нее, глобализирована введением мифологических «всеобщих» стандартов, поставлена в эксклюзивное положение, как бы вперед всего сущего. Основой такой постановки вопроса стал экологизм (не путать собственно с экологией) — наступательная, во многом экстремистская идеология, ниспровергающая традиционные устои человеческой цивилизации в целях пересмотра существующего миропорядка в определенных групповых и корпоративных интересах. Именно таким путем стираются госграницы, и суверенитету навязываются внешние решения. «Четыре ДЕ» «зеленой» повестки — деиндустриализация, депопуляция, десоциализация, десуверенизация. Цели, неизменные с первого доклада: остановка промышленного производства на уровне 1975 года и ограничение рождаемости двумя детьми в семье. В 1992 году на Конференции ООН по окружающей среде и развитию в Рио были приняты три базовых документа. Первый — Рио-де-Жанейрская декларация по окружающей среде и развитию. Сумму изложенных в них идей автору приходилось раскрывать в специальной тематической монографии «Мифы устойчивого развития. Глобальное потепление или ползучий глобальный переворот?» (2011 г.). Второй документ — «Agenda-XXI» или «Повестка XXI века», которая впоследствии, в 2000 году, была конспективно раскрыта в «Целях развития тысячелетия» (ЦРТ), в свою очередь переработанных в 2015 году в «Цели устойчивого развития» (ЦУР). Третий — упомянутая РКИК, согласованная в Рио, но открытая к подписанию несколько позже. За эти годы кое-какая вода, конечно, утекала, но суть проблемы не поменялась. ЦРТ и ЦУР с их гуманитарным популизмом («за все хорошее против всего плохого»), заменяющим государственную практику схематизированной теорией, с помощью включенных в них последних пунктов про «Глобальное партнерство» соединяют триаду «экономика — социалка — экология» с большой политикой, формируя ту модель глобального управления, которая понимается под однополярностью. Главный, на наш взгляд, принцип Декларации Рио — 8-й, и практически текстуальное воспроизведение в нем планов Римского клуба требует прямого цитирования. В подлиннике этот звучит так: «Для достижения устойчивого развития и более высокого качества жизни для всех людей государства должны ограничить и ликвидировать нежизнеспособные модели производства и потребления и поощрять соответствующую демографическую политику» . Точка! Яснее выразиться трудно. Чем дальше и глубже продвигаются установки «Целей» по «защите интересов бедных», тем сильнее эти бедные страдают, такова показательная закономерность «зеленой» политики. Примером такого подхода служит, например, зерновая сделка; голодает глобальный Юг, а продукция отправляется на сытый Запад, даже несмотря на то, что в прогнозах влиятельнейшего журнала The Economist, связанного с Лондонской школой экономики, в «красной зоне» риска по продовольственной безопасности находится сама бывшая УССР. Конечная цель, безапелляционно изложенная в ооновском докладе «Наше глобальное соседство» (И. Карлссон, 1995 г.), — лишить «мировые ресурсы» национальных