В каждой деревне есть свои законы. Не те, что в сельсовете на стенде висят, а настоящие, древние. Их не записывают, их впитывают с молоком матери. Я не был в родной деревне матери, Глухом, лет пятнадцать, но я помнил эти законы с детства. Не ходи в лес на Ивана Купала. Не смотри в глаза утопленнику. И никогда, ни при каких обстоятельствах, не подходи к старому колодцу-журавлю после заката. Конечно, я помнил эти сказки. Про лешего, что водит по болотам, про русалок в реке. И, конечно, про Суховея с Журавля...

-«Всё, всё, всё! Глуши! – заорал Фриц, соскочив с капота и замахав руками. Водитель, следивший за ним высунувшись из окна, выключил зажигание, а трёхосный, бортовой «Айнхайтс-Дизель» в грязной, жёлтой окраске DAK[1] затрясся, отказываясь глохнуть. Мимо, объезжая застывший грузовик, и вынырнул и остановился сбоку односкатная штабная машина с выгоревшим, драным, брезентовым верхом. -«Ну что у вас там?» - нервно выкрикнул офицер. -«Бесполезно, герр гауптман! Слишком жарко! Закипел. Мы угробим двигатель, если и дальше будем ехать под этим проклятым солнцем! – ответил Фриц...