Россия – это другая и последняя Европа «История древняя есть история Египта, Персии, Греции, Рима. История новейшая есть история христианства», справедливо заметил Пушкин, не только гениальный поэт, но и гениальный историософ. С легкой руки Данилевского самым модным трендом нашего актуального консерватизма стал тезис: «Россия – не Европа». Но что это значит? Христианство – религия преимущественно белых, европейских народов. Европа – это и есть, в сущности, сумма Римской империи, эллинской культуры и христианства. И именно потому история Новой эры становится, по слову Пушкина, историей христианского мира. Сколько бы мы ни клеймили католиков еретиками, до ХI века Церковь была едина, и ни одна из поместных церквей не оспаривала права Римской церкви быть первой среди равных. То есть самые великие достижения поздней христианской античности (христианское богословие, политическая философия, римское право) – это достижения единого церковного мира (с центром в Риме) и единой Римской империи (с центром в Константинополе). И если «Россия не Европа», то, следовательно, и к этому единому христианскому миру, к античной Греции и античному Риму, к Гомеру, Платону, Августу и Константину отношения не имеет? Разумеется, это не так. Единый христианский мир, античная Греция и Рим, Гомер, Платон, Константин, Юстиниан – все это и наши корни. Россия была крещена византийским обрядом, еще единой Церковью, и Кирилл с Мефодием, после свершения русской миссии, отправились в папский Рим, где отслужили благодарственную литургию за вновь обретенный христианский народ. Крещеная Россия вошла в семью христианских народов, и именно потому «новейшая история как история христианства» стала и ее историей. И именно потому Россия стала одним из важнейших героев этой истории. Хотя да, и это тоже сущая правда, «никогда не имела ничего общего с остальною Европою» (Пушкин). Приняв крещение из Византии, Русь приняла одновременно и общую европейскую судьбу, и собственное уникальное своеобразие, и собственную уникальную роль в судьбах христианского мира. Однако это совсем не значит, что «Россия не Европа» и что история России полностью отделена от истории прочих христианских народов. Гениальная историософская мысль Пушкина звучала так: русская история «требует иной мысли» нежели история Запада, русская история – другая. Но она не выламывается из общей судьбы христианских народов, просто у России – особая роль: Русь стала преградой на пути монгольских орд, тем самым защитив Европу и сохранив христианскую цивилизацию. Так об этой особой духовной роли говорил Пушкин. В отличие от Данилевского, пушкинская парадигма не отсекает «нашу историю» от «не нашей», тем самым превращая ее в частную и региональную. Наоборот, пророчески освещает ее, придавая ей всечеловеческий и вселенский смысл. Не так ли точно и Константинополь до самого своего падения оставался крепостью, оборонявшей христианский мир с Востока? Когда же он рухнул, Западу лишь с огромным трудом удалось остановить продвижение турок. Но остановить внутреннего разложения уже не удалось. Сегодня в Европе завершаются процессы, начатые Реформацией: на наших глазах Европа возвращается в дохристианское варварство. И кажется, что роль России снова подобна той ее, прежней роли. Мы снова должны стать преградой. На этот раз на пути варварских орд с Запада, забывших свое христианское, эллинское, римское происхождение, забывших начала своей цивилизации, и именно потому обратившихся в варваров. Суть проблемы, таким образом, не столько в Европе (которой якобы не является Россия), сколько в том, что Европа перестала быть Европой, Запад перестал быть Западом, бывший христианский мир (Христилэнд – земля христиан) перестал быть христианским миром. Сегодня этим миром правят идеи Франкфурсткой школы фрейдомарксизма, Лео Штрауса и Анри-Бернара Леви, заявляющего, что Запад есть сумма «прав человека, либертринажа и иудейских ценностей». Разумеется, такой Запад – уже никакой не Запад, уже никакая не Европа. Это порабощенный мир. Однако, в том ли сегодняшняя роль России, чтобы бросить на растерзание сил хаоса умирающую Европу и под