Солнце сияло. Снег лежал ослепительной пеленою на необозримой степи. Лошади были запряжены. Я расплатился с хозяином, который взял с нас такую умеренную плату, что даже Савельич с ним не заспорил и не стал торговаться по своему обыкновению, и вчерашние подозрения изгладились совершенно из головы его. Я позвал вожатого, благодарил за оказанную помочь и велел Савельичу дать ему полтину на водку. Савельич нахмурился. "Полтину на водку! -- сказал он,-- за что это? За то, что ты же изволил подвезти его к постоялому двору? Воля твоя, сударь: нет у нас лишних полтин. Всякому давать на водку, так самому скоро придется голодать"...

Февральская ночь опустилась на глухую деревушку, затерянную в бескрайних русских снегах, и принесла с собой неистовую вьюгу. Она бушевала с таким озлоблением, словно хотела стереть с лица земли последнее свидетельство человеческого упрямства — несколько покосившихся изб под тяжелыми снежными шапками. Ветер выл в темноте, как раненый зверь, и нещадно бил в оконные стекла колючей крупою, заставляя жителей подбрасывать в ненасытные чрева печек очередные охапки поленьев. В одной такой избе, в маленькой горнице, жарко натопленной, было не до сна...