Иосиф Бродский и его самое скандальное стихотворение об Укpauнe: злое, жёсткое, наотмашь
Под раскидистым вязом, шепчущим «че-ше-ще», превращая эту кофейню в нигде, в вообще место — как всякое дерево, будь то вяз или ольха — ибо зелень переживает вас, я, иначе — никто, всечеловек, один из, подсохший мазок в одной из живых картин, которые пишет время, макая кисть за неимением лучшей палитры в жисть, сижу, шелестя газетой, раздумывая, с какой натуры все это списано? чей покой, безымянность, безадресность, форму небытия мы повторяем в летних сумерках — вяз и я? 1988 г. Иосиф Бродский
Ягино болото. глава 9
Над лесом застыла ночная тишина. Первые заморозки тонкой пылью посеребрили всё живое. Трава хрустела, словно тонкое стекло, а оставшиеся листья дубов и берёз застыли в прозрачных каймах инея. Под хрупкой пленкой льда, дремала черная вода, в которой отражалась блеклая луна. Где-то вдали глухо ухала сова, негромко поскрипывали ветви елей. А звезды светили так ярко, что вместе с лунным сиянием превращали тропу в серебряную ленту, вьющуюся сквозь чернильную глубину ночи. - Чего тебе нужно опять?! Теодора затянулась трубкой, медленно повернулась и выдохнула Лешему дым прямо в недовольное лицо...